Я не люблю вспоминать о детстве. Боль и жажда - типичные спутники новоиспечённого жителя пустошей. Но однажды всё поменялось.
Старое, полуразвалившееся, почерневшее от огромных пожаров здание смотрело на нас пустыми глазницами выбитых окон. Обитатели пустошей еще не полностью выпотрошили этого довоенного колосса, поэтому в наших юных сердцах теплилась надежда найти хоть что-то интересное.
Внутри нас приветливо встретили истлевшие красные ковры, улыбающиеся люди смотрели на меня с пожелтевших, обшарпанных картин, в разбитых люстрах слепящими лучами отражались наши фонари.
Наша компания методично прошлась по всем этажам этого памятника ушедшей эпохи, скрупулёзно собирая что-либо полезное. В одной из комнат я нашел её - потрёпанную временем, иссохшую, но от этого не менее великолепную гитару. Она величаво стояла на сцене, как бы оглядывая помещение и лежащие кучей около входа скелеты. На мгновение мне даже показалось, что она как будто обрадовалась появлению новых слушателей в её давно покинутом доме. Бывшего хозяина этого инструмента я встретил в гримёрке. Судя по лежащему на столе револьверу и отсутствию целого черепа, этот человек так и не смог смириться с тем, что происходило за стенами его небольшого убежища.
Незамысловатый жребий короткой соломинкой указал на то, что следующим хозяином гитары предстоит стать мне. С тех пор моя жизнь сильно изменилась: я тратил почти все свои крышки, скупая всё, что хоть как-то было связано с музыкой. Торговцы были только рады избавиться от старых и ненужных журналов-самоучителей да спутанных струн.
Помню момент, когда я окончательно стал бродячим музыкантом. Рейдеры, столбы едкого черного дыма, уходящего высоко вверх, прочь от горящих хлипких хибар, которые я когда-то называл своим домом. В тот день огонь вдоволь утолил свой голод, поглотив всё, что мне было дорого.
Дальше была только дорога. Старый потрёпанный плащ, кольт, надёжно сидящий в кобуре, нож, укромно ждущий своего часа в голенище да гитара на плече стали моими единственными надёжными спутниками. Теплый ветер сопровождал меня из одного города в другой - из салуна в бар, из бара в салун. Пьяные драки, крики выпившей толпы в прокуренном помещении, пахнущем дешевым пивом и мочой, стали вестником того, что сегодня я найду немного еды и пару ушей, готовых послушать сладкое пение струн.
И так каждый день: бар, выпивка и дорога, убегающая бесконечно стремящимся вдаль лучом.
Когда-нибудь Я спою об этом на радио.
Старое, полуразвалившееся, почерневшее от огромных пожаров здание смотрело на нас пустыми глазницами выбитых окон. Обитатели пустошей еще не полностью выпотрошили этого довоенного колосса, поэтому в наших юных сердцах теплилась надежда найти хоть что-то интересное.
Внутри нас приветливо встретили истлевшие красные ковры, улыбающиеся люди смотрели на меня с пожелтевших, обшарпанных картин, в разбитых люстрах слепящими лучами отражались наши фонари.
Наша компания методично прошлась по всем этажам этого памятника ушедшей эпохи, скрупулёзно собирая что-либо полезное. В одной из комнат я нашел её - потрёпанную временем, иссохшую, но от этого не менее великолепную гитару. Она величаво стояла на сцене, как бы оглядывая помещение и лежащие кучей около входа скелеты. На мгновение мне даже показалось, что она как будто обрадовалась появлению новых слушателей в её давно покинутом доме. Бывшего хозяина этого инструмента я встретил в гримёрке. Судя по лежащему на столе револьверу и отсутствию целого черепа, этот человек так и не смог смириться с тем, что происходило за стенами его небольшого убежища.
Незамысловатый жребий короткой соломинкой указал на то, что следующим хозяином гитары предстоит стать мне. С тех пор моя жизнь сильно изменилась: я тратил почти все свои крышки, скупая всё, что хоть как-то было связано с музыкой. Торговцы были только рады избавиться от старых и ненужных журналов-самоучителей да спутанных струн.
Помню момент, когда я окончательно стал бродячим музыкантом. Рейдеры, столбы едкого черного дыма, уходящего высоко вверх, прочь от горящих хлипких хибар, которые я когда-то называл своим домом. В тот день огонь вдоволь утолил свой голод, поглотив всё, что мне было дорого.
Дальше была только дорога. Старый потрёпанный плащ, кольт, надёжно сидящий в кобуре, нож, укромно ждущий своего часа в голенище да гитара на плече стали моими единственными надёжными спутниками. Теплый ветер сопровождал меня из одного города в другой - из салуна в бар, из бара в салун. Пьяные драки, крики выпившей толпы в прокуренном помещении, пахнущем дешевым пивом и мочой, стали вестником того, что сегодня я найду немного еды и пару ушей, готовых послушать сладкое пение струн.
И так каждый день: бар, выпивка и дорога, убегающая бесконечно стремящимся вдаль лучом.
Когда-нибудь Я спою об этом на радио.