фолаут дети

Знаете, вот многие плюются на Fallout 4, а я решил выступить в его защиту и немного рассказать про свои впечатления от игры.

В первую очередь, я хочу напомнить вам, что до того, как мы привыкли к тому, что игры развлекают нас - приходилось использовать собственные силы для развлечения и в большинстве старых игр нам всё так же приходилось самим додумывать большую половину, потому что разработчики не могли позволить себе сделать всё. Старый Фаллаут вспоминается настолько хорошим, потому что они дали нам огромную тонну текста, а остальное мы придумывали сами. 

На Fallout 4 я, честно говоря, даже смотреть не планировал. Думал, что графон слишком хорош для моего ведра, а так же боялся, что Бесезда всё испоганит, окончательно проебав всю Суть Пустоши. Первые 20 минут игры, пока я не вылез из сраного убежища, это казалось правдой. В игре есть много небольших косяков и по началу они очень раздражают, однако как только передо мной открылась свободная Пустошь, я поступил так же, как и в Fallout 2, когда впервые запустил его - послал в жопу основной квест и пошел исследовать.

Сперва мой путь был чем-то вроде обычной лёгкой прогулки. У меня не было ничего, кроме черепа, который я нашел на выходе из убежища, мой СПЕШЛ оставлял желать лучшего, потому что в начале ты не можешь себе даже по 5 всех статов выставить (но можешь апать их каждый уровень, что кажется довольно тупым, поскольку в игре уровни, вроде как, не ограничены какой-то верхней полоской), а костюм убежища я проебал ещё до того, как мне дали пип-бой, поэтому можно было смело бегать с голой жопой по Пустоши, ожидая, когда тебя убьют. Искупался в речке, словил немного радиации, пошел по берегу, пытались загрызть здоровенные мухи, увидел впереди дом и подумал, что кого-нибудь встречу - нашел мертвеца и брамина.

Вот тут-то меня и осенило. Откровение пришло резко, как удар серпом по яйцам от Бориса Бритвы. Этот валяющийся мертвец с брамином, помог мне в одну секунду придумать себе причину для того, чтоб забить на сюжет. Я с самого начала хотел устроить немного ролевой игры, потому что очень давно мечтал погулять по Пустоши (НВ, увы, весь исхожен вдоль и поперёк) как в первый раз и это был мой шанс. Мой герой (коим я его сделал) оказался классическим воином дороги. Он пришел в Содружество издалека и уже даже сам не вспоминает откуда. Живёт по своим внутренним принципам и поступает только так, как хочет, а не так, как велит сюжет.

И это удалось. Вот уже который день я запускаю Фаллаут в надежде, что мне надоест, но он цепляет и не отпускает, заставляя сидеть за ним по 6-10 часов, не отвлекаясь на чёртов внешний мир. Мой герой, назовём его Боженька Пекарь, уже чертовски много повидал, но на деле - сделал он не так много. Помог какой-то семье фермеров вернуть медальон их дочери, чтобы забраться в трусики во второй их дочери; повстречал каких-то мудаков, сражавшихся с рейдерами под предводительством негр, помог им очистить выход, но они сказали "очисти город, одев силовую броню", поэтому я одел броню, но увидев внизу когтя смерти, оставил её как приманку и сбежал нахуй оттуда; пришел в городишко Альянс, порыскал там, согласился помочь доходяге наёмника, вырезал целый комплекс каких-то уебанов, которые отказались впустить меня, чтобы вернуть девушку и в итоге пришлось убивать жителей Альянса (забрал у привратника клёвый меч, убил напавшую ремонтницу и свалил, не устраивая геноцид); проходя мимо придорожного магазинчика, заметил как два наёмника пытались заставить старуху выдать её сына, мимоходом шмальнул в уродов из Толстяка, отправив их ошмётки на Луну. Всякое в таком духе, знаете ли. Но прелесть была даже не в этом.

А так же не в том, что я нашел небольшое поселение, зачистил его и построил там небольшую общину. Дал им генератор, турели, а затем забрался на крышу одного из домов и устроил там себе логово. Хотя приятно было создать комнату для раздумий и посидеть в ней минут пять за каждый приход, просто размышляя о Пустоши...

Прелесть всей игры была в том, что я в действительности проникся Духом Пустоши. Да, в этот раз мне не помогали диалоги и никто не пытался развить историю моего героя (во всяком случае, пока я не сунулся в Даймонд Сити вчера, что внезапно напомнило мне, что по сюжету игры я не Боженька Пекарь, что как-то совсем из головы вылетело), но в этот раз у меня по прежнему был огромный открытый мир с возможностью его исследовать, а каждую деталь своего героя я мог сочинить и сам, без чьей-либо помощи. И знаете что? Я считаю, что сюжет только навредил этой чудесной игре. Убрать основной квест, убрать диалоги в стиле "Эй, Пижамка!" и будет отлично. 

И всё же, что я сделал, чтобы проникнуться этим всем? На самом деле тут нет ничегошеньки сложного, нужно просто соблюдать парочку простых правил. Придумай себе героя и придерживайся роли (при чём, не просто "я злой" или "я добрый", а подумай над его поведением немного - может он боится белок или ненавидит лысых женщин и старается их убить, не взирая на то, в городе он или нет?) - это очень сильно может изменить игровой процесс, потому что постепенно (если вы всё сделаете правильно) игра сама будет подкидывать вам квесты (типа, проберись ночью в дом к той лысой старухе и прикончи её тихо, чтобы вся охрана Даймонд Сити не решилась прикончить тебя в ответ). Выстави "сложный" уровень сложности. При чём именно "сложный", а не "очень сложный", потому что на "очень сложно" на каждом шагу появляются рейдеры в силовой броне и это создаёт впечатление, что на Пустошах новое Братство Стали, что, откровенно говоря, раздражает. На сложном же уровне сложности, я умирал от каждой мины или прямого попадания гранатой (да ёп, меня комары загрызть могли!) и это было шикарно, потому что приходилось думать, не превращая игру в тупой тир. Вообще, стоит усложнять себе игру (раз уж Бесезда решила всё оказуалить специально для маленьких детей, не осиливших Fallout 2 из-за возможности умереть от каждого муравья), поэтому, как одно из правил, рекомендую отказаться от силовой брони и фаст-тревела. Почему? Ну, я силовую броню не одевал и кайфую до сих пор, а мой друг сказал, что прошел F4 за одну ночь и теперь ненавидит эту игру, потому что она слишком простая. Одевал ли он силовую броню и забивал ли на побочные квесты, а так же мир? О да. Почему следует отказаться от фаст-тревела, объяснять не буду. И да - очень нудно бывает просто идти куда-то... но это ведь шикарно. Особенно когда идёшь каждый раз разными путями. Ходите пешком, а не бегайте - это тоже важно. Вечная беготня делает вашего героя сверхвыносливым мудаком, а вам помогает всё пройти слишком быстро, не успевая насладиться красотами Пустоши. Плюс, если вы и правда решите отказаться от силовой брони - скорее всего вам будет жизненно необходимо не привлекать к себе внимание врагов слишком сильно. И конечно же - пишите свою собственную историю. Да, вы создали персонажа и придерживаетесь роли, но, хэй, тут ведь тоже есть сюжет. Когда почувствуете, что готовы пройти его - отправляйтесь в Даймонд Сити, но лучше придумайте для себя оправдание тому, почему у вас пип-бой и с чего это вы ищите сына. Лично для моего героя это всё было просто игрой, чтобы сблизиться с репортёршей, а пип-бой он достал с трупа какой-то пижамки. Самое последнее правило - не торопитесь. Прочувствуйте каждую схватку, каждое ограбление, каждый чёртов шаг. Первое прохождение (если вы будете следовать этим правилам) станет для вас незабываемым - поверьте. Повторить вы этого уже не сможете (если конечно не решите, что ваш герой будет одним из местных).

p.s. да, я играл уже несколько дней и к основной цепочке квестов только вчера притронулся, а ещё мне удалось избежать встречи с Псиной

мой пездюк

Фолыч

Пыль и Ржавчина. Часть 2.

По просьбам читающих выкладываю продолжение предыдущей части рассказа.

* * *

У ребёнка был жар. Юный организм безуспешно пытался сопротивляться яду. Температура росла, девочку постоянно тошнило, мышцы сокращались от судорог. Для превращения жертвы в живые консервы требовалось больше отравы, чем успел впрыснуть под кожу рад-скорпион, однако её вполне хватало, чтобы убить организм со слабым метаболизмом.

Джон выбросил хлам с заднего сидения «Хайвеймена» и положил туда девочку. Не требовалось диплома врача, чтобы понять: у спасённой от монстра оставались считанные часы. Но Колуэлл не собирался сдаваться так просто. Жизнь в пустошах кое-чему научила его.

Старик решил оставить её на какое-то время. Это было рискованно: вдруг поблизости окажется ещё одна тварь? Но выбора не было. Смочив из фляги оторванный рукав рубашки, Джон сделал девочке компресс. Запер машину, снова достал спасший его недавно нож и пошёл обратно к пожарищу.

Из-за температуры рядом с горящим амбаром было невозможно стоять. Слышно было, как лопались внутри многочисленные скорпионьи яйца и падали обугленные доски. Раскалённый трактор дымился.

Наконец, среди пыли и сажи старик увидел то, что искал – раздавленного им раньше детёныша рад-скорпиона. Колуэлл пошёл к нему, но в нескольких шагах от трупа температура стала невыносимой. Он лёг на землю и пополз вперёд, закрывая лицо локтями. С каждым дюймом дышать становилось всё труднее и труднее. Когда борода начала пахнуть палёным, рука Колуэлла нащупала что-то липкое и горячее. Схватив мерзость, он из последних сил откатился прочь от полыхавшего перед ним ада.

Он не знал, сколько времени пролежал на земле, глядя в пустое жёлтое небо и прижимая к груди дохлого рад-скорпиона. Время шло, но сил встать не было. Когда дыхание выровнялось, Джон, превозмогая боль и усталость, сел на колени. Голова болела и кружилась от дыма. Ещё один рывок – и вот он уже на ногах. Шатаясь, он побрёл к атомобилю.

Свежий воздух вдали от пожара придал сил. Опираясь на крыло «Хайвеймена», он добрался до багажника. В мутном потоке сознания Джона мелькали мысли: «Где-то здесь валялась бутылка со старым виски… Ага, вот она. Довоенный Джек Дэниэлс, ещё нераспечатанный». Он припас его на годовщину свадьбы, но сейчас им придётся пожертвовать.

Джон отрезал хвост от ошмётков тельца рад-скорпиона и выбросил труп в кусты. На ржавом капоте он покромсал жало на небольшие кусочки, откупорил виски и запихнул их через горлышко в бутылку. Взболтав содержимое, Джон склонился над умирающей девочкой и приложил сосуд к её губам.

Колуэлл поил ребёнка противоядием каждые полчаса. Он не знал, доживёт ли она до следующего приёма антидота. Поначалу её самочувствие улучшилось, но через час рвота усилилась, а температура снова подскочила. Джон перевернул её на бок, чтобы она не захлебнулась, и менял компрессы, когда те высыхали. Запасы воды подходили к концу, но он не считал капли.

К ночи девочке стало совсем плохо. Она практически не дышала и лишь изредка тихо постанывала. Снятый с радиатора «Хайвеймена» датчик температуры, который старик приложил ко лбу ребёнка, выводил на экран неутешительную цифру в 106 градусов по Фаренгейту. Если он не найдёт быстрый способ сбить температуру, девочка не доживёт до ночи.

«Что же делать… Чёрт возьми, Колуэлл, ты не медик» — клял он себя, сжав зубы и упёршись кулаком в лоб. – «Ты не медик, но ты чёртов инженер. Докажи, что не зря просиживал штаны в МИТе, сделай уже что-нибудь. Нужно достать что-то холодное, но откуда его взять посреди долбанной пустыни!»

От злости старик ударил кулаком по приборной панели «Крайслиса». Экран «Хайвеймена» моргнул, и на нём появилось сообщение: «Система охлаждения исправна и готова к работе». Джон уставился на монитор.

— Дьявол, вот оно! – закричал он, подпрыгнув на сиденье. – Я идиот!

Вооружившись несколькими гаечными ключами и мотками трубок, Джон полез под капот. Он резал и кромсал, стягивал резиновые кишки и металлические трубы хомутами. Отсоединял клеммы, а где не мог – рвал провода. По локоть в машинном масле, он напоминал безумного хирурга, который делал полевую операцию.

Через некоторое время девочка лежала, укутанная сотней пластиковых капилляров, а над ней висел снятый с ходовых двигателей вентилятор, наспех прикрученный к крыше проволокой. Джон завёл атомоход. Пропустив несколько сообщений о неполадках, он нажал на педаль.

Чем сильнее грелся ядерный реактор под капотом, тем эффективнее работала система охлаждения. Джон постепенно увеличивал нагрузку. Ходовые электродвигатели были отключены: чтобы обмануть компьютер, Колуэлл замкнул контакты. Через несколько минут по трубкам вокруг ребёнка начал струиться прохладный фреон, а лопасти над головой создавали движение воздуха. Сам того не зная, «Хайвеймен» спасал дитя. Нужно было погонять атомоход в таком режиме хотя бы несколько часов, чтобы организм девочки взял ситуацию под контроль.

Проблема была лишь в том, что реактор нагревался сильнее и сильнее, так как вся система охлаждения была пущена в обход двигательного отсека. Каждая секунда работы атомобиля без хладагента увеличивала шансы на выживание девочки, но сокращала жизнь «Крайслиса». Компьютер «Хайвеймена» просто сошёл с ума: несмотря на то, что все вентиляторы функционировали при максимальной нагрузке, температура реактора продолжала расти. Когда сработали аварийные термостаты, компьютер попытался отключить реактор, но смог лишь вывести очередное сообщение об ошибке: предусмотрительно снятое реле лежало в кармане у Колуэлла.

На приборной панели начала мигать лампа перегрева. Джон помнил инструкцию: в ней нарисованный человечек выпрыгивает из атомобиля, а на следующем кадре убегает от ядерного грибка. Странник перешёл ту черту, когда реактор не просто работал на износ, но мог в любой миг начать разрушаться.

«Ещё десять минут, – как мантру шептал Джон сам себе, – нужно дать ей чуть-чуть времени. Держись… Держись!»

Когда он отпустил педаль, капот дымился. Пахло расплавленной проводкой. Бортовой компьютер перестал тратить время на вывод сообщений о повреждениях и просто горел алым значком радиации. Затухающее гудение переходящего в спящий режим реактора сопровождалось потрескиванием остывающего металла.

Джон повернулся к девочке и склонился над ней. Покрытая трубками грудь размерено вздымалась, дыхание было ровным. Ребёнок тихо спал. Откинувшись на спинку водительского сиденья, Странник последовал её примеру.

* * *

То, что изначально Убежище разрабатывалось под проживание нескольких сотен человек, имело свои плюсы и минусы. Запасов еды и медикаментов было достаточно, но поддержание в работоспособном состоянии даже основных систем требовало огромного количества сил и времени. Впрочем, чего-чего, а последнего у них было в избытке.

Они довольно быстро смирились с мыслью, что планета сгорела в пламени ядерной войны. В конце концов, не так уж много связывало их со старым миром: они находили утешение друг в друге и в библиотеке Убежища. Гораздо больше угнетало абсолютное отсутствие информации о том, что творится на поверхности. Сгинувшее правление института решило сэкономить на внешних датчиках, поэтому Джон и Мэри словно находились в футляре: они были слепы и глухи к внешнему миру. Единственной оставшейся ниточкой было радио. Но оно издавало только треск помех.

— Тебе не кажется, что самое время подумать о семье? – спросила его Мэри, передавая отвёртку. От неожиданного вопроса Джон выронил плату, которую собирался установить в вычислительный центр.

— Я думал, что ты не хотела детей. Довольно странное время для того, чтобы вить гнёздышко на обломках погибшей цивилизации, не считаешь?

— Знаешь, это было до того, как я осталась последней женщиной на Земле.

— У нас нет уверенности в этом. Возможно, где-то есть ещё выжившие…

— Не будь занудой. Точной информации об этом нет и, вероятно, никогда уже не будет. Нужно отталкиваться от того, что кроме нас никого не осталось. А в этом случае нам ничего не остаётся делать, как выживать, плодиться и размножаться.

— Аминь. Но через несколько поколений кровосмешения начнётся генетическая рецессия. А запасы пищи кончатся ещё раньше…

— Рано или поздно нам придётся выйти. Но если это сделают наши дети, то у них гораздо больше шансов выжить во внешнем мире.

— К тому моменту, когда уровень радиации снизится, мы уже будем слишком стары. Если мы научим их всему, что знаем, у них будет больше шансов найти других людей. Наверняка же есть другие Убежища… Да, в этом есть смысл.

— Выходить наружу сейчас – самоубийство. А сидеть просто так, сложа руки – бессмысленно.

— Согласен. А ведь ещё несколько лет назад ты хотела посвятить себя науке, с насмешкой смотрела на молодых мамаш!

— Если мы не возьмёмся за дело, очень скоро наукой заниматься будет просто некому.

* * *

Джон кормил её разведённым сухим молоком и вяленым мясом. Поев немного, она проваливалась в пучину беспамятства. Слабость от сильного отравления давала о себе знать. Старик следил за девочкой, хотя опасность миновала: ей просто необходимо было время на восстановление. Дитя дремало тихо, лишь иногда посапывая. А в это время Дасти Колуэлл ремонтировал «Хайвеймен».

Тяга от трактора встала почти без переделок. А вот с реактором пришлось повозиться. Остатки хладагента в рубашке охлаждения выкипели, серьёзно повредив её. Повезло, что не пострадала внутренняя оболочка ядерного котла: в этом случае были бы утечки радиации. Вооружившись сваркой, он начал латать свой старый атомобиль.

Вечером третьего дня Джон приладил последнюю трубку. Облегчённо вздохнув, он захлопнул огромный капот. Девочка сидела на заднем диване и удивлённо осматривалась по сторонам, прижимая к груди ветхое одеяльце.

Джон обошёл машину сбоку и открыл дверь. Ребёнок испуганно натянул одеяло на голову.

— Не бойся меня. Я друг. Всё позади. – тихо сказал Колуэлл, протягивая к ней руку.

Она осторожно опустила ветошь чуть ниже глаз.

Старик разжал кисть. На ладони лежал леденец. Девочка перевела взгляд на конфету, затем – снова на Колуэлла. Он поднёс сладость ближе, но ребёнок отшатнулся, упершись спиной в дверь. Судя по всему, дитя войны никогда не видело сладостей.

Джон взял конфету двумя пальцами. Луч солнца за спиной мужчины заставил прозрачный леденец вспыхнуть жёлтым огоньком. Девочка завороженно смотрела на этот кусочек заставшего сахара. Старик открыл рот и медленно положил его на язык, после чего сделал довольное лицо, причмокивая.

— М-м, вкусно! – сказал он и достал ещё одну конфету, которую снова протянул девочке.

Та, не сводя глаз со старика, вытащила из-под тряпок руку и быстрым движением схватила леденец, отправив его в рот. Глаза ребёнка расширились от неведомого ранее вкуса.

— М-м-м! – раздалось из-под одеяла. Через секунду оттуда снова высунулась рука. Протянутая ладошка явно требовала добавки. Контакт был налажен.

* * *

— Ты уверена, что нам стоит это делать? – Джон стоял перед панелью управления герметичными дверями Убежища. – Мы абсолютно ничего не знаем о том, что творится снаружи.

— У нас нет выбора. Если я не забеременела за эти три года, то не смогу и потом. Состариться и сдохнуть в этом склепе я не хочу. Надо хотя бы попытаться найти других выживших.

— Но уровень радиации над нами может быть смертельным.

— У нас есть защитные костюмы.

— Если бомбы взорвались у нас над головой, они нам не сильно помогут. Я считаю, что нам надо остаться и подождать.

— Сколько? Ещё пять лет, десять, двадцать? Джон, я не знаю, что творится наверху, но готова ручаться, что там сейчас не Диснейленд. Пока мы ещё молоды и сильны, нужно попытаться выбраться отсюда. Я не заставляю тебя идти со мной, можешь оставаться в Убежище. Если я увижу, что снаружи находиться нельзя, вернусь.

— Я не отпущу тебя…

— Тебе придётся привязать меня!

— …одну. Лучше сдохнуть наверху с тобой, чем жить под землёй без тебя.

— Спасибо, Джон. Без твоих рук и светлой головы шансы мои невелики.

— Нужно хорошенько подумать, что мы возьмём с собой…

— Я уже собрала два рюкзака.

— Чёрт возьми, Мэри, ты ведь знала, что я пойду с тобой при любом раскладе?

— Конечно знала, Джон.

— Значит, всё готово? Карты, консервы, аптечка?

— С собой. А также фальшфейеры, верёвка, рации, пять фляг с водой, спички и всё остальное с последней страницы «Вестника скаута» — кстати, его я тоже с собой захватила.

— У нас есть какое-нибудь оружие?

— Я нашла пистолет и полную обойму. Вроде бы здесь должна быть оружейная, но её, кажется, пустили под ускоритель частиц.

— Неплохо, хотя я бы предпочёл винтовку.

— Ты думаешь, наверху ещё осталось хоть что-то живое?

— Не знаю, но хочу встретиться с этим живым не безоружным.

Они некоторое время постояли молча перед дверью убежища, напоминавшей гигантскую шестерню. Потом Джон вздохнул.

— Нет смысла больше тянуть. Здравствуй, новый мир! – и нажал большую кнопку.

Продолжение, если оно кому-то нужно, следует. Мысли и впечатления, как обычно, приветствуются =)

Если бы Fallout 4 был изометрической игрой