настоящая лаборатория

Очередная приятная утечка. 

Institute? Bitch please..

Перевод предыдущего поста.

Криво, но думаю смысл передал верно.

сделал 2 поста, ибо у первого уже отключилась функция редактирования.

«Мы хотим соответствовать реальным размерам игровой модели (Пип-боя), и этой модели реального размера, многие девайсы просто не будут соответствовать по размеру». «Для большего размера девайсов наше Приложение Пип-бой всё еще будет доступно».



Fallout 4 Pip-Boy edition будет доступно для/в предзаказе за 119.99$, но в настоящее время продаётся только для Северной Америки. Бетесда общеает дать информацию о доступности в Европе, на этой неделе.

Годный, профессиональный косплей! Фотографии Дарьи Моисеевой, сделанные Романом Бутко Костюмы братства стали, производства мастерской «Кречет», материал — ударопрочный АБС пластик

Когда откроется дверь

          Он часто вспоминал ту самую ночь: холод сквозил по коридорам Убежища, все уже разошлись по своим комнатам, но сон прогоняло звенящее в воздухе напряжение. Он лежал под одеялом и смотрел в потолок, тусклый свет ночной лампы освещал комнату. Взгляд скользнул по стене, на которой покрывались пылью две полки с многочисленными игрушками, он прикрыл глаза и вздохнул, ему больше не нужны были игрушки, как и Майку.

          В комнате жили только они вдвоём, еще с тех пор как двадцать лет назад родители за руку привели их в это убежище. Это была детская, с разноцветными обоями и плакатами Волт-боя на стенах, с пушистым ковралином, на котором так приятно было играть. Теперь-то он свалялся под натиском тяжелых сапог и не сильно отличался от плитки в главном зале, но когда-то они с Майком засыпали посреди комнаты, проваливаясь в его мягкие ворсинки, когда-то…когда он еще был ярко-оранжевого цвета.

          За двадцать лет в Убежище многое изменилось: всё ломалось, сырело, выцветало и покрывалось плесенью. Он иногда спрашивал себя: было ли это место намного красивее двадцать лет назад, или просто он был совсем ребёнком. Майк ворочался в другом углу комнаты, и он понял, что тот не спит.

          Он было думал заговорить с другом, но не осмелился нарушить всеобщее безмолвие Убежища, «Завтра…», подумал он и всё постепенно погрузилось в темноту.

          Но «завтра» не наступило, дверь, которая должна была открыться, осталась запертой, а люди, давно утомлённые своей клеткой, начинали паниковать. Целая толпа жителей Убежища собралась возле главного входа, азартный блеск в глазах вскоре сменился тревогой и негодованием.

          Вчера было ровно двадцать лет с момента, как они вошли в это убежище, вчера железное колесо должно было отворить для них выход на свободу, но этого не произошло. И тогда Смотритель сказала, что они просто перепутали даты, она говорила, что официально считается, что дверь закрылась на день позже, что она откроется завтра, и они еще посмеются над этой историей.

          И все вернулись к своим делам, но привычное ленивое спокойствие Убежища было разрушено навсегда. Ночь того дня он вспоминал чаще всего, ту ночь, когда все вдруг поняли, что из Убежища невозможно выбраться, но продолжали повторять это заветное «завтра».

          Именно после той ночи всё пошло наперекосяк. До полудня все ещё надеялись, что тяжелая дверь освободит выход из Убежища, и они снова почувствуют прикосновение свежего воздуха; люди в основном сидели в столовой, другие бродили по нижнему ярусу… Смотритель что-то изучала на терминале, когда к ней подошел один из жителей. Они сначала просто разговаривали, потом перешли на крик... больше людей, патрульные ввязываются в перепалку, крики, все машут руками. Смотритель говорила, что пытается разобраться в ситуации, пробовала объяснить, что у нее информации не больше, чем у всех. Одна из женщин ударила её, ругань превратилась в драку: одни лезли на рожон, другие их успокаивали и тоже получали своё, муж Смотрителя взял её за плечи и начал выводить из толпы, люди превратились в зверей. Он тоже был там, он тоже превратился в зверя, их с Майком Убежище всю жизнь учило только выживать и убивать, и они не могли упустить такой хороший шанс проявить свои способности. Двое мужчин оттащили его от одного из инженеров, он вырывался и скалился, его руки были разбиты в кровь, кажется, он сломал инженеру нос, но тогда это его не волновало, хотелось больше, хотелось выплеснуть всю свою агрессию на это проклятое место, хотелось, чтобы эти стены разрушились под натиском его ненависти.

          Он помнил последний год в Убежище, его мать сошла сума после того, как дверь не открылась, а в отце словно надломилось что-то. Он любил их, их и Майка, – это была его семья, и он ненавидел себя за то, что не может им помочь. Из 500 жителей убежища осталось 386. Большинство наложили на себя руки, другие погибли в многочисленных драках. Убежище окончательно пришло в упадок. Смотритель почти не выходила из своей комнаты, она стала бледной и сильно похудела - её муж умер пять лет назад, когда пытался защитить её от толпы, похоже, она так и не оправилась. Повсюду валялись бумажки, осколки, и бутылки из-под Nuka-cola. Жители, словно тени, бродили между разбитыми окнами: иногда переговаривались, иногда шутили и смеялись, но смех больше не означал радость, лишь попытку отсрочить состояние безысходности.

          Он стоял напротив круглой двери и думал о людях с поверхности: жив ли там кто-то, помнят ли они об Убежище 76? Дверь покрывали многочисленные вмятины и царапины: её уже не раз пытались сломать… Пришёл Майк и сказал, что нужно съесть что-нибудь. С тех пор, как мама потеряла рассудок, только лучший друг не давал окончательно сойти сума. Мать не выходила из своей комнаты, она никого не узнавала, кричала, если до неё пытались дотронуться и, обычно, просто сидела и смотрела в одну точку. За ней ухаживал отец, а сын пришел один раз, и больше не приходил. Он оказался слабым и возненавидел себя за это.

          Когда дверь внезапно открылась, люди стали сторониться её. Иногда они подходили совсем близко к ней, с любопытством выглядывали наружу и вновь погружались в искусственный свет Убежища. Через три дня после того, как открылась дверь, Смотритель исчезла. Это немного всколыхнуло застоявшееся болото общественной жизни, но через неделю всё снова утихло. Прошла еще неделя, но на поверхность никто так и не вышел: они слишком долго ждали свободы, и теперь не осмеливались прикоснуться к ней.

          Они с Майком решили уходить ночью, пропасть из Убежища, как Смотритель, исчезнуть и начать новую жизнь, настоящую жизнь. Они взяли оружие, пару запасных комбинезонов, бутылки с водой и несколько коробок с чипсами. Он хотел попрощаться с матерью, хотел взять её за руку и поцеловать её мягкую щеку, хотел обнять отца на прощание и сказать им, что с ним всё будет в порядке. Но он знал, что мама всё равно его не узнает, а отец, просто посмотрит на него затравленными пустыми глазами и вновь отвернётся к окну. Он знал, и не хотел снова видеть их такими. 

          Была глубокая ночь, они с Майком стояли у самого порога двери, прислушиваясь к шуму снаружи. Ветер шевелил кроны деревьев, и, кажется, иногда можно было услышать возню насекомых. Он хотел уйти, он был готов уйти, но внезапно развернулся и быстро пошел назад. Майк шел за ним, шепотом говоря различные ругательства. Он не отвечал, вернулся в их комнату и включил свет, а затем отодвинул свою кровать от стены к самому центру; как он и надеялся, ковёр под мебелью смог сохраниться. Он провёл рукой по яркой пушистой ткани. Он запомнит это, запомнит то время, когда всё было хорошо.