Хентай бесконечное лето

Имперская гвардия, совместно с бойцами анклава, устроили засаду на самоходные рк тау. "Хорошая магия. Крепкая")))

Ма́ртин Дэ́вид Ро́бинсон и Та Самая Песня

Доброго времени суток, мои дорогие реакторослушатели. На связи снова пиратское радио Реактор и ваш, я надеюсь, любимый ди-джей.

Сегодняшний гость у нас знаком многим. Или знакомо многим его творчество.

Ма́рти Ро́ббинс (Marty Robbins; настоящее имя Ма́ртин Дэ́вид Ро́бинсон; 26 сентября 1925 — 8 декабря 1982) — американский певец и киноактёр, получивший признание и популярность в качестве исполнителя кантри-энд-вестерна (направления кантри, в котором доминировали сюжеты из жизни Дикого Запада).

Марти Роббинс родился в городе Глендейл, что недалеко от Финикса (штат Аризона). Он был выходцем из бедной многодетной семьи, положение которой усугублялось нищетой Великой депрессии и алкоголизмом отца, который перебивался случайными заработками, чтобы прокормить семью из 10 детей. Позднее Роббинс вспоминал, что одним из его самых тёплых воспоминаний о детстве были истории Дикого Запада, которые ему рассказывал его дедушка Боб Хекл. В 1937 году семья распалась, и через два года, когда началась Вторая мировая война, Роббинс в возрасте 17 лет был отправлен служить в составе Военно-морских сил США на Тихоокеанский фронт на Соломоновы острова. На войне Роббинс был рулевым самоходной танко-десантной баржи LCT. Во время службы Роббинс научился играть на гитаре, начал писать песни и проникся любовью к гавайской музыке.

Демобилизовавшись в 1945 году, он устроился работать на радиостанцию KTYL, где у него была своя передача, а затем на местное телевидение Финикса KPHO-TV, где его и заметили. Появившийся в передаче Роббинса в качестве гостя Литтл Джимми Диккенс помог ему заключить контракт со звукозаписывающей компанией Columbia Records. Роббинс стал широко знаменит после выступлений в радиопередаче Grand Ole Opry в Нашвилле (штат Теннесси).

Роббинс имел почётную учёную степень, присвоенную Университетом Северной Аризоны.

27 сентября 1948 года Марти женился на Маризоне Болдуин (1930—2001), которой он посвятил песню «Моя Женщина, Моя Женщина, Моя Жена». Они имели двух детей, сына Ронни (родился в 1949) и дочь Джанет (родилась в 1959), которая также стала певицей.

Профессиональная музыкальная карьера Роббинса началась в 1951 году. На протяжении 50-х годов Роббинс выпускал музыку различных стилей в жанре кантри, в том числе и рокабилли. В 1957 году его сингл «Белое спортивное пальто и розовая гвоздика» (A White Sport Coat and a Pink Carnation) был распродан в количестве более чем один миллион копий и получил статус «Золотого». В 1959 году вышел сингл «El Paso» (названный так в честь города в Техасе), получивший награду «Грэмми» (впервые вручённая за кантри-композицию) и ставшая с тех пор визитной карточкой певца. Именно тогда Роббинс переключился полностью на кантри-энд-вестерн и выпустил десятки альбомов в этом стиле, эпически описывая жизнь ковбоев и драмы любви.

В 1961 году сингл «Don’t Worry» достиг 3-й позиции в чартах. Песня «El Paso» получила два продолжения: «Feleena» и «El Paso City», которые продолжили историю, спетую в оригинальной песне. Также в 1961 году Роббинс написал слова и музыку, а также записал песню-балладу «I Told the Brook» баллада, позже спетую Билли Торпом.

Из других наград, помимо полученной премии «Грэмми», его сингл «My Woman, My Woman, My Wife» в 1970 году был номинирован на эту же премию в номинации «Лучшей музыки в стиле кантри». По версии Академии музыки кантри Роббинс назван лучшим исполнителем кантри десятилетия (1960—1969). Его имя было занесено в Зал славы кантри в 1982 году.

В 1982 году Роббинс сыграл роль музыканта в фильме с Клинтом Иствудом «Человек из притона» (Honkytonk Man). Марти Роббинс не дожил несколько недель до премьеры фильма. Он умер в результате осложнения после операции на сердце. Он был предан земле в Мемориальном парке Woodlawn в Нашвилле. Город Эль-Пасо в штате Техас назвал в его честь парк и региональный центр возле него.

Интересный факт - Роббинс последовательно занимал правые политические позиции. Его песня «Ain’t I right» с критикой коммунизма является одной из популярных мелодий среди современных американских правых, но это тема будущего эфира.

Сегодняшняя кантри-баллада, написанная и исполненная Марти Роббинсом, первоначально была выпущена как трек на альбоме Gunfighter Ballads and Trail Songs в сентябре 1959 года, а затем вышла как сингл в феврале 1960 года с песней «Saddle Tramp» на обратной стороне пластинки. Участники The Western Writers of America выбрали её в качестве одной из 100 лучших западных песен всех времён.

Ваш ди-джей позволит себе скопировать с сайта https://fallout.fandom.com небольшую дополнительную информацию:

«Большая пушка» рейнджера действительно существовала. Это был пистолет одинарного действия под патрон .45 Colt и представлял собой изготовленную на заказ в единичном экземпляре переделку копии револьвера Colt Single Action Army производства Great Western Arms Company с использованием деталей армейского Кольта модели 1860 года и укороченного ствола винтовки Marlin. Марти Роббинс увидел его в знаменитом оружейном магазине Энди Андерсона в Северном Голливуде в конце 1950-х годов и написал про него эту песню. Текущее местонахождение «Большой пушки» неизвестно.

Так что, без лишних слов, в эфире "Big Iron"

Когда откроется дверь

          Он часто вспоминал ту самую ночь: холод сквозил по коридорам Убежища, все уже разошлись по своим комнатам, но сон прогоняло звенящее в воздухе напряжение. Он лежал под одеялом и смотрел в потолок, тусклый свет ночной лампы освещал комнату. Взгляд скользнул по стене, на которой покрывались пылью две полки с многочисленными игрушками, он прикрыл глаза и вздохнул, ему больше не нужны были игрушки, как и Майку.

          В комнате жили только они вдвоём, еще с тех пор как двадцать лет назад родители за руку привели их в это убежище. Это была детская, с разноцветными обоями и плакатами Волт-боя на стенах, с пушистым ковралином, на котором так приятно было играть. Теперь-то он свалялся под натиском тяжелых сапог и не сильно отличался от плитки в главном зале, но когда-то они с Майком засыпали посреди комнаты, проваливаясь в его мягкие ворсинки, когда-то…когда он еще был ярко-оранжевого цвета.

          За двадцать лет в Убежище многое изменилось: всё ломалось, сырело, выцветало и покрывалось плесенью. Он иногда спрашивал себя: было ли это место намного красивее двадцать лет назад, или просто он был совсем ребёнком. Майк ворочался в другом углу комнаты, и он понял, что тот не спит.

          Он было думал заговорить с другом, но не осмелился нарушить всеобщее безмолвие Убежища, «Завтра…», подумал он и всё постепенно погрузилось в темноту.

          Но «завтра» не наступило, дверь, которая должна была открыться, осталась запертой, а люди, давно утомлённые своей клеткой, начинали паниковать. Целая толпа жителей Убежища собралась возле главного входа, азартный блеск в глазах вскоре сменился тревогой и негодованием.

          Вчера было ровно двадцать лет с момента, как они вошли в это убежище, вчера железное колесо должно было отворить для них выход на свободу, но этого не произошло. И тогда Смотритель сказала, что они просто перепутали даты, она говорила, что официально считается, что дверь закрылась на день позже, что она откроется завтра, и они еще посмеются над этой историей.

          И все вернулись к своим делам, но привычное ленивое спокойствие Убежища было разрушено навсегда. Ночь того дня он вспоминал чаще всего, ту ночь, когда все вдруг поняли, что из Убежища невозможно выбраться, но продолжали повторять это заветное «завтра».

          Именно после той ночи всё пошло наперекосяк. До полудня все ещё надеялись, что тяжелая дверь освободит выход из Убежища, и они снова почувствуют прикосновение свежего воздуха; люди в основном сидели в столовой, другие бродили по нижнему ярусу… Смотритель что-то изучала на терминале, когда к ней подошел один из жителей. Они сначала просто разговаривали, потом перешли на крик... больше людей, патрульные ввязываются в перепалку, крики, все машут руками. Смотритель говорила, что пытается разобраться в ситуации, пробовала объяснить, что у нее информации не больше, чем у всех. Одна из женщин ударила её, ругань превратилась в драку: одни лезли на рожон, другие их успокаивали и тоже получали своё, муж Смотрителя взял её за плечи и начал выводить из толпы, люди превратились в зверей. Он тоже был там, он тоже превратился в зверя, их с Майком Убежище всю жизнь учило только выживать и убивать, и они не могли упустить такой хороший шанс проявить свои способности. Двое мужчин оттащили его от одного из инженеров, он вырывался и скалился, его руки были разбиты в кровь, кажется, он сломал инженеру нос, но тогда это его не волновало, хотелось больше, хотелось выплеснуть всю свою агрессию на это проклятое место, хотелось, чтобы эти стены разрушились под натиском его ненависти.

          Он помнил последний год в Убежище, его мать сошла сума после того, как дверь не открылась, а в отце словно надломилось что-то. Он любил их, их и Майка, – это была его семья, и он ненавидел себя за то, что не может им помочь. Из 500 жителей убежища осталось 386. Большинство наложили на себя руки, другие погибли в многочисленных драках. Убежище окончательно пришло в упадок. Смотритель почти не выходила из своей комнаты, она стала бледной и сильно похудела - её муж умер пять лет назад, когда пытался защитить её от толпы, похоже, она так и не оправилась. Повсюду валялись бумажки, осколки, и бутылки из-под Nuka-cola. Жители, словно тени, бродили между разбитыми окнами: иногда переговаривались, иногда шутили и смеялись, но смех больше не означал радость, лишь попытку отсрочить состояние безысходности.

          Он стоял напротив круглой двери и думал о людях с поверхности: жив ли там кто-то, помнят ли они об Убежище 76? Дверь покрывали многочисленные вмятины и царапины: её уже не раз пытались сломать… Пришёл Майк и сказал, что нужно съесть что-нибудь. С тех пор, как мама потеряла рассудок, только лучший друг не давал окончательно сойти сума. Мать не выходила из своей комнаты, она никого не узнавала, кричала, если до неё пытались дотронуться и, обычно, просто сидела и смотрела в одну точку. За ней ухаживал отец, а сын пришел один раз, и больше не приходил. Он оказался слабым и возненавидел себя за это.

          Когда дверь внезапно открылась, люди стали сторониться её. Иногда они подходили совсем близко к ней, с любопытством выглядывали наружу и вновь погружались в искусственный свет Убежища. Через три дня после того, как открылась дверь, Смотритель исчезла. Это немного всколыхнуло застоявшееся болото общественной жизни, но через неделю всё снова утихло. Прошла еще неделя, но на поверхность никто так и не вышел: они слишком долго ждали свободы, и теперь не осмеливались прикоснуться к ней.

          Они с Майком решили уходить ночью, пропасть из Убежища, как Смотритель, исчезнуть и начать новую жизнь, настоящую жизнь. Они взяли оружие, пару запасных комбинезонов, бутылки с водой и несколько коробок с чипсами. Он хотел попрощаться с матерью, хотел взять её за руку и поцеловать её мягкую щеку, хотел обнять отца на прощание и сказать им, что с ним всё будет в порядке. Но он знал, что мама всё равно его не узнает, а отец, просто посмотрит на него затравленными пустыми глазами и вновь отвернётся к окну. Он знал, и не хотел снова видеть их такими. 

          Была глубокая ночь, они с Майком стояли у самого порога двери, прислушиваясь к шуму снаружи. Ветер шевелил кроны деревьев, и, кажется, иногда можно было услышать возню насекомых. Он хотел уйти, он был готов уйти, но внезапно развернулся и быстро пошел назад. Майк шел за ним, шепотом говоря различные ругательства. Он не отвечал, вернулся в их комнату и включил свет, а затем отодвинул свою кровать от стены к самому центру; как он и надеялся, ковёр под мебелью смог сохраниться. Он провёл рукой по яркой пушистой ткани. Он запомнит это, запомнит то время, когда всё было хорошо.