Волт бой

Альтернативный взгляд на весь сюжет Fallout 2

- Входи, Избранный... - Палатка Старейшины встретила его полумраком и плотным, хоть топор вешай, дымом от благовоний. - Есть вещи, которые тебе предстоит узнать.

 Все что мог сделать Наун, это пожать плечами и терпеливо выслушать весь этот бред про умирающие деревья и браминов с детьми. Нет, он не мог прямо сказать, что ненавидит эту захолустную деревню - все-таки она была его родным домом, но и желания спасать её он испытывал ровно никакого. Однако, Великий Обряд распорядился иначе, и теперь его путь лежал не по стандартным маршрутам "Палатка - ящик с едой - палатка своей подружки - туалет - кровать", а прямо в Храм Испытаний. 

 Высеченное из камня лицо не внушало абсолютно никакого доверия. Пустые глазницы великого предка смотрели куда-то в горизонт, создавая вокруг себя ореол высокомерия и не вызывая никаких эмоций кроме желания пригнать сюда довоенную машину и снести эту рожу со скалы, оставив лишь груду щебня. Сплюнув в сторону, молодой дикарь крепче сжал своей копье и двинулся внутрь. Под ногами хлюпала какая-то зловонная жижа, из углов и темных коридоров, уходящих в пустоту, доносилось мерзкое стрекотание насекомых, что заполонили эту клоаку практически сразу, после её отстройки, где-то снизу журчала подземная река, служившая источником пресной воды для Арройо долгие годы. Помотав головой, Наун попытался приглядется к темноте впереди себя, но от этого лишь сильнее разболелась голова и стали слезиться глаза.

 Почему он? Ну почему, мать твою, он? Наун был суперсильным, как Нарг? Конечно же нет. Или может ловким и умным, как Чица, или Минган? Тоже мимо. Даже Кага был выдающимся парнем, хоть и испортил всё, сбежав из Храма. Но Хакунин ткнул именно в него, и теперь его кости наверняка станут очередным украшением Храма. Шершавое древко копья выскользнуло из потных ладоней и с гулким эхом ударилось о каменные плиты пола, мигом заставив всю живность пещеры затихнуть, а затем снова зашелестеть, перебирая своими лапками в сторону источника столь наглого вмешательства в их жизнь, и яростно щелкая челюстями. Первым показалось из тьмы тоннелей два муравья. Необычайно слаженно для туповатых насекомых, они синхронно подняли передние лапки и стали окружать Науна с двух сторон, пропуская вперед огромного скорпиона, уже приготовившего свое бритвенно-острое жало с застывшей на его конце липкой зеленоватой каплей смертельно-опасного яда. 

 Последнее, что помнил Наун - свои мысли о крайне нетипичном поведении животных, словно они были умнее его в несколько раз (впрочем, он был не слишком далёк от истины). А дальше только несвязные фрагменты с диким визгом и бегом неизвестно куда, лавируя от очередных жуков и летящих непонятно откуда и как дротиков. Пришел в себя он только около массивной двери без ручек и каких-либо намеков на них и запорный механизм. Только огромная гравюра в центре, изображающая уродливое человекоподобное существо с выставленными напоказ зубами. Впрочем, неподалеку стояла ваза. Целая ваза, причем относительно новая, если сравнивать с антуражем комнаты, что сразу наводит на некоторые мысли относительно её предназначения. Взмолившись всем богам, чтобы его руку не оторвало очередной ловушкой, Наун по плечо погрузил её в вазу, заскрипев зубами и зажмурившись от дикой боли... которая не наступила. Вместо этого он извлек на свет неаккуратный пакет с торчащими из него проводами и старыми электронными часами поверх. 

 Нет, ну "это" - совсем уже бред. Избранный сидел в углу комнаты, глядя на пластиковую взрывчатку в другом её конце, и мелко трясся. Военная взрывчатка, гигантский храм, который построили двадцать человек, при этом не используя никаких машин. Что тут вообще происходит? Сколько ему не рассказывали? Голова опять разболелась, и парень помассировал указательными пальцами виски, напряженно всматриваясь в пакет с пластидом. Пакет оставался все так-же неподвижен и спокоен, а затем вдруг начал расплываться, медленно теряя очертания, словно лужа, в которую кинули камень. Вскоре и вся комната поплыла перед глазами, стало трудно дышать, и Наун стал проваливаться куда-то в пустоту. В последний раз бросив взгляд на то место, где лежал пакет, он увидел подозрительный зеленый одноглазый треугольник, который ему подмигнул и закурил плотную набивку из зандера. Пещеры разорвал еще один крик. 

 Как долго он уже проходит это сраное Испытание? Несколько дней? Месяцев? После того, как он впервые отрубился прямо посреди Храма и увидел тот дикий сон, прошло неизвестно сколько времени. Желудок медленно сдавал свои позиции, с каждым разом все громче и натужнее взывая к совести владельца, который не закидывал внутрь ничего путного хрен уже знает сколько. Наконец, решившись, Избранный осторожно приблизился к пакетику с таймером, который все это время валялся посреди комнаты. Аккуратно ощупав его на примет треугольников и самокруток с травой, он аккуратно поднял его и медленно положил прямо около двери с фреской, а затем лихо крутанул таймер. Считать он никогда не умел - да и зачем? - но вот побежавшие на экранчике символы, которых становилось все меньше, явно означали обратный отсчет.

 Едва Наун успел присесть за той самой вазой, как его с ног до головы осыпало каменной крошкой и мелкими осколками, а голова разорвалась ужасным звоном. Зато двери больше не было. Вернее, большей её части, в которую легко прошел бы даже Нарг с его гризлиподобными пропорциями. 

 Кэмерон стоял около двери уже шесть часов, не покидая пост, и это порядком ему надоело. Он уже было хотел отправиться вглубь, чтобы найти доказательство своим догадкам в виде свежего трупа очередного "Избранного", как вдруг его слух уловил отголосок взрыва, и еще спустя несколько минут, в комнату вошел его родственник. Невероятно злой, и словно постаревший на пару лет - со впалыми глазами, своими фонарями способными освещать путь на мили вперед, изодранными неизвестно чем штанами, и, в дополнении ко всему этому, с посеревшей от каменной крошки, кожей. Диковатый взгляд Науна вперился в Камерона, а затем медленно сполз на дверь - выход. С диким рёвом, новоявленный Избранный выставил вперед руки и помчался вперед, покуда в его голове стучала лишь одна назойливая мысль: "Выйти из Храма на волю". Невероятным усилием отшвырнув соплеменника в сторону, он стал беспорядочно дёргать рычаги на замке и уже услышал заветный щелчок, когда в глазах внезапно потемнело, а затылок озарила вспышка невероятной боли.

- Братишка? Эй! Очнись, это ведь всего лишь испытание... - Голос Камерона затихал, растворяясь в темноте, как и все остальное вокруг. Вскоре мир погас насовсем, даруя Избранному покой.

- Симуляция завершена. Испытание провалено.

 Тем временем, где-то посреди Тихого Океана раздался полный негодования вопль. Мужчина средних лет в плотном белом халате с нашивкой в виде флага Соединенных Штатов со звоном отправил чашку с кофе в противоположную стену и ударил по клавиатуре своей консоли кулаком:

 - Еще один! Очередной провал, шайсе! - Немного угомонившись, ученый отвел взгляд от погасших показателей жизнедеятельности на экране, и взял рацию - Это доктор Штайн из блока пять-А, нужна команда уборщиков с мешком. Да, снова.

 Разочарованно отложив рацию, он помассировал виски руками в резиновых перчатках, и медленно встал, зашагав к выходу из лаборатории. На выходе Штайн щелкнул выключателями, переводя комплекс в ждущий режим. Медленно начали гаснуть консоли, потухла капсула с уже не живым испытуемым с острыми дикарскими чертами лица. Последним погас монитор с мерцающей надписью "CHSN-1 №24".

 Доктор снова окинул взглядом помещение, а затем громко ударил по дверному контроллеру рукой, закрывая и блокируя дверь:

- Никаких больше швайн-билдов в удачу, только сила и выносливость...

 По пустому коридору гулко разнеслись отзвуки его торопливого шага.

Беседка такая беседка

I believe we can change.

Предисловие.

В свое время один из реакторчанинов под ником Dodododoo оставил свой комментарий под моим постом (http://fallout.reactor.cc/post/4144198), где я предлагал обсудить перспективы Легиона и некоторые сослагательные моменты в истории Fallout. Там присутствовала ссылка (https://www.deviantart.com/mattystereo/art/I-Believe-We-Can-Change-741510780), где заместо привычного упора на арт был сделан акцент на тексте под ним, что меня заинтересовал. Там фанат поделился своим мнением касательно виденья будущего Легиона, будучи, вероятно, впечатленным опытом игры в мод на Hoi4 Old World Blues (переводчиками которого мы с напарником, к слову, и являемся). Не могу сказать, что я согласен с ним во всем, но во всяком случае видение показалось занятным и потому я решил с ним поделиться. Переводом и оформлением текста (а также местами его дополнением, но ни в коем случае не переосмыслением) занимался я со своим напарником Климом Горовцовым, за что ему большое спасибо (мы не претендуем на высокий уровень качества, поэтому, если есть желание - можете смело поправлять конечный вариант). А вам желаю приятного досуга. 

***

“Когда я был ещёребёнком, люди рассказывали сказки о медведях и быках, их силе, ихвыносливости, их свирепости. Я же, глядя на черепах, видел, как они бредут вседальше и дальше вокруг муравьев и касадоров, не обращая на них никакоговнимания, а когда взошло полуденное солнце, они зарылись в землю и выжидалисвоего часа. Медведи и быки, несомненно, величественные существа, но когдавосстанет полуденное солнце - они оба падут. А потом? А потом черепаха поползётвперёд, устроивших пир на их трупах.”

По мнению Эдварда Сэллоу, который заимствовал идеи у Гегеля, конфликт между тезисом и антитезисомпорождает синтез:

Основной смысл в том, чтобы рассматривать историю как череду «диалектических» конфликтов. Каждая диалектика начинается с предложения, с тезиса… …который неизменно содержит или вызывает к жизни свою противоположность — антитезис. Тезис и антитезис. Конфликт неизбежен. Но разрешение конфликта порождает нечто новое — синтез — убирающий пороки и того, и другого, выходящий за пределы устаревших элементов и идей.
— Цезарь. 

Конец КампанииВегаса на западе привёл к концу правления Кимбола и старой гвардии. За этимпоследовала и экономика НКР, которая долгое время зависела от присвоения землии ресурсов соседних государств. Отсутствие новых налогоплательщиков, неэффективный административный и бюрократический аппарат, а также неразрешенная проблема с монополией баронов сделали свое дело. Были попытки централизации государства,восстановлении золотого стандарта пред лицом умирающей экономики из воды изерна, но отказ северных штатов, а в особенности Нью-Рино и Города Убежища,следовать этой политике, означал их гибель. Нарубеже 24-го века администрация НКР сохранила популярность только в Шейди Сэндс и районах вокруг Свечения и Могильника, покуда остальные регионы уже отходили от их фактического контроля.

Наступил хаос и разрозненность. Тот могучий Медведь, что когда-то назывался Новой Калифорнийской Республикой, встретил своей конец после Второго Восстания Баронов. Оно было подавлено как и первое когда-то, но затем граждане и лоббисты начали жаловаться НКР и требовать передачу северных земель и ферм народу, а не оставлять у себя. Изначально это были митинги, потом бунты, а затем народное недовольство переросло в гражданскую войну. К 2322 последняя крепость лоялистов пала и повстанцы распались сами по себе. Спустя около 130 лет НКР наконец-то погибла.

Но это не значит,что мечта Калифорнии погибла. Она возродилась в различных вариациях, игосударств-наследников НКР были более централизованными, организованными иформальным, чем старая НКР. Например, одна фракция повстанцев в Могильнике,частично вдохновлённая Легионом, сначала объявила Империю, а затем понизиласьдо королевства, называемым Королевством Трансколорадо, которое утверждало освоем духовном происхождении от Танди. На протяжении всей бывшей НКРпроводились всевозможные подобные эксперименты в правительстве - от технократиидо бюрократии и более справедливых республик. К 2340 годам государства бывшейНКР, с некоторыми исключениями, объединились и объявили Калифорнийский Союз,наднациональный союз государств, посвященный взаимному миру и реагированию наизменения, произошедшие по ту сторону Колорадо.

Цезарь погиб кактолько его люди достигли Потоков и в Легионе разразилась борьба за лидерство.И хоть преторианец Луций был законным наследником Цезаря, тогдашний Легат Ланийоспаривал его права на трон. Этот спор в конце-концов перешел в дуэль, который произошла на арене, построенной Caesar’s Landing(???). Во время бояЛуций был с легкостью побежден и избит. Но до того как Ланий смог бы нанестипоследний удар, сторонники Луция ворвались на арену и убили Лания, быстрозакалывая его до смерти. После боя сторонники подняли Луция на руки и объявилиего новым правителем Легиона.

Луций, объявивсебя Луцием Августом I, начал путь реформаций Легиона, основанных на егознаниях о изначальных идеях Цезаря Сэллоу. Однако Вегас был потерян дляЛегиона и поэтому самый главный пункт плана Сэллоу, его новый Рим, также былпотерян. С пониманием этого, Луций выдвинулся обратно на восток, воФлагстафф, хотя сначала он отправился завоевать Юму, племя Михоно и Баудельо,чтобы вернуться домой с победой. Из Флагстаффа Луций трансформировал Легион в полноценное общество с настоящей армией, которую он переименовал вИмперию Марса. Используя личную библиотеку Сэллоу и восстановленных по приказуписаний старого мира, Император Луций учредил округа, налоги, гос.службу идаже почтовые отделения. Его позднейшие реформы включали установление данниковвместо старой политики уничтожения племен, что дало ему несколько титулов вродеВладыки Навахо за получение дани от нового племени Навахо на севере. Последнимрешением Луция, которое не будет завершено при его жизни, станет созданиевеличайшей библиотеки на юго-западе, которая в отличие от предыдущих попыток иных инициативных групп, вроде Братства, будет содержать работы по социальным наукам, экономике,правлению, искусству и поэзии.

Наследником Луциястанет его приёмный сын Нейтан, который назовёт себя Аврелий Пекос Центавр I.Это установит имперскую политику усыновленных императоров вместо королевскогопроисхождения, а вместе с ней и Академию Правления, предназначенную длявоспитания приемного ребенка каждого императора эффективному управлениюгосударства. Аврелий и императоры после него заложат начало будущим культурнымизменениям, вроде расширения Имперского Культа, который будет включать в себядухов всех императоров, местных животных, природных духов и богов ранее завоёванныхплемён и нынешних данников, в особенности Матерей-Близнецов. Возможно, самымважным изменением, с точки зрения открытия Империи внешнему миру, былопозволение бывшим товарищам Цезаря Сэллоу, Последователям Апокалипсиса,действовать на территориях Империи.

Вне территорийИмперии и Калифорнийского Союза “Пустошь” продолжала жить. На севере росНью-Ханаан, теперь ведомые своими священными землями. Мормоны сами по себепревратились в серьёзный союз. В недавние годы Ханааниты попытались расширитьсвою веру в Северном Ханстве Айдахо, и хоть их приняли с распростёртымиобъятьями, дальше хороших пожеланий и обменов подарками дело не пошло. ВВайоминге и Восточном Айдахо, Шошоны вновь поднялись на вершину своегомогущества, в то время как банды Шалфея и Овцееда получили больше влияния над Рекой Уинди и Йеллоустоуном, а вместе с ними и пути на Дальний Восток.Известная среди Шошонов фраза, выражающая их силу, звучит так: “Мы когда-топережили апокалипсис, второй для нас совсем не проблема.”

Другие изменения потрясли и Запад, а именно формализация бывших дорожных групп и племен в оседлые нации, разбогатевшие благодаря торговле между сельскохозяйственными и технологическими нациями Запада. Главными среди них являются Восьмидесятники, которые, несмотря на отказ от кочевого образа жизни, обилие поселений и битком набитые базары все еще проводят ежегодные заезды вдоль большого 80-го шоссе. Где-то на северо-западе города Каскадии управляются “Горняками” и их морскими пехотинцами, а теперь торговые корабли можно увидеть входящими в гавани Трансколорадо даже из Виктории и, если верить слухам, то из затворнического островного государства Хайда на Дальнем Севере.

Мир меняется, а сним, наверное, и люди. Хотя люди все еще не доверяют друг другу, а народыЗапада размахивают оружием, на протяжении многих поколений в Пустошах почти неслышно выстрелов. Может быть, как люди меняются, так и война меняется вместе сними, а может быть, нам лучше не выяснять этого снова.